С половины XVIII века начинается эпоха блестящего расцвета русской архитектуры. В это время выдвинулась плеяда крупнейших русских зодчих: Баженов, Казаков, Воронихин, Захаров. Величие искусства этих мастеров именно в том, что основываясь на мировом художественном наследии, оно все же было в полной мере своеобразным, оригинальным и органичным. Это проявилось прежде всего в великолепном расцвете городского ансамбля. В начале XIX века пальма первенства здесь бесспорно принадлежит Петербургу. Россия XVIII века отнюдь не повторяла механически истории европейских стран прошлых веков. Русская художественная культура этого периода, сохраняла в себе ряд элементов старого русского искусства, была в то же время окрашена передовыми идеями тогдашней Европы. Это сочетание составляло и глубокое своеобразие. Русская архитектура того времени своеобразно преломляла идеи просветительной философии, которая в конечном итоге определила собой развитие всего европейского искусства второй половины XVIII века.
Шестидесятые годы XVIII века в России ознаменовались началом борьбы с барокко и рококо, господствовавшими в то время. Новые гуманитарные и героические идеалы классицизма - стиля, зародившегося в предреволюционной Франции, - отражались в архитектуре требованием простоты и естественной закономерности, то есть архитектонической правдивости. Против декоративной пышности барокко выдвигались пуританская строгость и лаконизм, призванные воплотить великие героические идеалы. Чувственное понимание массы и пространства свойственное барокко, должно было уступить место рационалистической ясности и спокойствию в трактовке чеканно точных и замкнутых объемов. В них классицизм стремился выразить свое новое понимание мира, как совокупности явлений конечных и материальных, правда, несущих в себе отражение идеальной, возвышенной красоты, но красоты также вполне материальной, осуществимой в реальной жизни. Наконец, идеи классицизма нашли свое прямое отражение в том, что архитектура в эту эпоху вышла за пределы дворцов, включив в себе здания общественного назначения и сам город. Таврический дворец, возведенный для Потемкина архитектором Старовым образец зрелого классицизма. Старов усиливает значение главного здания, которое приобретает характер могучего куб: его глубинная ось начинает преобладать над продольной. Однако это преобладание мастерски уравновешивается при помощи продольного поворота колоссального главного зала, который восстанавливает гармоническое спокойствие плана. Во внутреннем оформлении дворца Старов широко, почти расточительно использовал свободные колоннады.
Впервые в русском искусстве колонна приобрела здесь свое подлинное конструктивное значение и свою скульптурную объемность. В архитектурных массах Таврического дворца Старов достигает замечательной величавости. В особенности замечательно здание со стороны двора: широко растянутые прямоугольные в плане крылья словно покоятся на земле; высота нарастает к центральному куполу с исключительной гармонической постепенностью.
Крайне простая обработка стен - гладких, не нарушаемых никакими наличниками окон - сообщает зданию большую строгость. Основным свойством архитектора Казакова становится стремление к гармонии, равновесию и ясности. Замечательно здание Сената. Своеобразная треугольная форма его плана диктовалась необходимостью вписать его в треугольный план Кремлевского холма. С исключительным мастерством Казаков разработал его центральную часть с великолепной ротондой под грандиозным куполом. Казаков находит собственный стиль в симметрической композиции всегда крупных, всегда простых и торжественных внутренних пространств, декоративное оформление которых все более сводится к чисто архитектурным приемам, и всевозможным комбинациям колонн. Одним из наиболее грандиозных внутренних помещений Казакова является "Колонный зал" бывшего дворянского собрания, красота которого, воспетая Пушкиным, достигается введением могучих по масштабу коринфских колонн, обходящих весь прямоугольный зал и несущих плафон. Архитектура Казакова типична для Москвы своим смягченным классицизмом. Она могла возникнуть именно здесь, а не в суровом строгом Петербурге.
В 1780-1790 гг. глашатаями классицизма были Камерон и Кваренги, их творчество сложилось целиком на русской почве. В постройках в Павловске Камерон приходит к простоте и гармонии, к красоте спокойных и плотных кубических объемов, типичных для русского классицизма. Кваренги много раз пробовал решать труднейшую для классицизма проблему ансамбя, притом не только дворцового, но и городского. Ему одному из первых архитекторов в России пришлось перейти от строительства дворцов к строительству зданий общественного назначения: он строил здание Академии наук, Государственного банка, ряд больниц. Опыты Кваренги в организации ансамбля были порой блестящи. Таковы, в Царском Селе Александровский дворец и особенно здание Государственного банка. Здесь Кваренги сумел сочетать строгую завершенность мощного центрального блока с гигантским полукружием складов. Воронихин, крепостной графа Строгонова, получивший блестящее образование, был строителем Казанского собора. Он создал вполне оригинальное произведение, глубоко проникнутое новыми идеями ансамбля.
Крупному русскому зодчему Захарову пришлось строить сравнительно немного, но вполне достаточно одного Адмиралтейства, чтобы прославить его имя. Захаров блестяще справился с задачей перестройки бесконечно растянутого "служебного" здания, возведенного еще Коробовым на месте петровского Адмиралтейства. Зодчий превратил его в первоклассный памятник русской архитектуры. Захарову удалось это не только потому, что он понял необходимость укрупнения ризалитов, обычно употребляемых для расчленения слишком растянутых фасадов ( в здание Адмиралтейства роль ризалитов играют целые комплексы, в свою очередь разбитые на три деления), - главная заслуга Захарова заключается в том, что он сумел найти красоту в самой колоссальной растянутости своего здания. Именно однообразная красивость гладких стен, скупо отмеченных горизонтальными сандриками над окнами и замечательными скульптурными масками в их замках, составляет основной эффект замысла Захарова, именно необозримая горизонталь течения стен, много раз подчеркнутая всеми архитектурными формами, эта горизонталь придает зданию его величавое спокойствие, нарушаемое только в центре - знаменитой башней, с ее "адмиралтейской иглой". Выдерживая спартанскую строгость в своих растянутых стенах, в башне Захаров дал волю своей архитектурной фантазии, создав изумительный по своей легкости взлет и в то же время сохранив спокойные кубические формы в основании башни, подчеркнутые гладью стен, лишенных окон, и великолепными женскими группами "кариатидами" Щердина. Однако классическая кубичность выступает у Захарова, в сущности, только в башне: при растянутости здания, его стены перестают восприниматься как грани куба, превращаясь в отвлеченные плоскости. Это совершенно новое понимание стены выражается, между прочим, и в том, что скульптурная декорация теряет свою органическую связь со стеной, выделяясь в самостоятельную круглую скульптуру или накладываясь на стену как нейтральный фон.
